И в самом деле, как? Как мог вырасти такой игрок в штате пустынь и кактусов, где не бывает ни снега, ни зимы, и где, по общим представлениям, нет никаких хоккейных традиций?
Впрочем, некий скепсис имел право на жизнь и после драфта. В конце концов, на каждого Коннора Макдэвида приходится свой Патрик Штефан, а на каждого Эрика Линдроса — свой Горд Клузак. Но если кто и сомневался в масштабах таланта Мэттьюза, все сомнения развеял первый же матч Остона в НХЛ, в котором тот отправил четыре гола в ворота «Оттавы».
И тогда журналисты кинулись выяснять, в каком хоккейном чудо-инкубаторе этого мальчишку растили, чем кормили и как воспитывали. Тут-то фигура нашего сегодняшнего героя и вышла на первый план.
47-летний Дороженко производит впечатление человека, одержимого любимым делом. Им движут совершенно другие мечты, чем известность и энхаэловские заработки. Не далее как в прошлом году его приглашали присоединиться к штабу «Айлендерс» в качестве тренера по катанию, но осевший в Финиксе специалист от предложения отказался.
«У меня здесь жена и маленькие дети, — объяснил Дороженко в интервью NHL.com/RU. — Летать вместе с командой по 35-40 раз за сезон большого желания нет. К тому же, мне интереснее заниматься с детьми и молодыми ребятами, чем с готовыми сложившимися игроками».
Уроженец Киева, Дороженко вырос в интеллигентной семье специалиста по химическому машиностроению и преподавательницы фортепиано в консерватории и провел детство, занимаясь хоккеем в школе местного «Сокола». Но профессионального хоккеиста из него не получилось, и на пороге 90-х перед 21-летним Борисом встал вопрос, чем заниматься дальше и как себя прокормить.
«Из Киева я уехал ровно за год до развала СССР, в 1990-м, — рассказывает Дороженко. — Это были очень трудные годы в плане экономики и заработков. Вопрос, можно сказать, стоял о выживании. И когда у меня появилось предложение уехать в Мексику, где было понятно, что уровень зарплат намного выше, решение было несложным. К тому времени я закончил факультет кибернетики Киевского университета в отделении прикладной математики. В этом плане папа направил меня на правильный путь — объяснил, насколько важно получить образование. Поскольку в школе я учился неплохо, то дальше параллельно играл в хоккей и учился в университете. Впрочем, в качестве хоккеиста я не считаю себя успешным, до уровня «Сокола» так и не дорос. Не хватило, видимо, каких-то качеств. И, конечно, я понимал, что шансов уехать в качестве хоккеиста за океан практически нет: в те годы были востребованы в основном те, кто верой и правдой отслужил советскому хоккею много лет — мастера уровня Ларионова и Фетисова. Соответственно, не было и необходимых стимулов для продолжения работы. Были стимулы строить собственную жизнь, создавать семью, чего через карьеру профессионального хоккеиста у меня бы не получилось. Но школа «Сокола» была в те годы очень неплохой. В детстве я начинал играть вместе с ребятами, которые впоследствии стали известными мастерами — такими как Дмитрий Христич и Александр Годынюк».
Но что не получилось реализовать в качестве игрока — спустя пару десятилетий Дороженко с избытком реализовал в качестве тренера, поразив своим лучшим воспитанником весь хоккейный мир.
«В Мехико я приехал на зарплату не такую уж выдающуюся по нынешним меркам, но примерно в 10 раз большую, чем та, которую получал в СССР, — вспоминает Борис. — Серьезный скачок в жизни для человека из Советского Союза! Оглядевшись немного, принял решение, что буду работать в хоккейной среде в Мексике — то есть, в том, чего на тот момент просто не существовало. На всю страну в хоккей там тогда играло человек 30.
Первое время мысли, как у любого советского человека, были — накопить побольше денег и вернуться обратно. Но реалии жизни подсказали, что живя в другой стране, придется и расходы нести немного другие. Первый год пришлось поработать в университете, преподавая математику и параллельно занимаясь хоккеем. Но потом, к счастью, хоккей дал определенный толчок, пошел рост и преподавательской работой мне стало заниматься некогда, тем более что к преподаванию математики у меня душа особо и не лежала».
Мексиканский хоккей периода начала 90-х сложно охарактеризовать даже как развивающийся: можно без особых преувеличений сказать, что на тот момент его там просто не существовало.
«Хоккей в стране был фактически в частных руках, — говорит Дороженко. — Федерация номинально существовала, но не была даже чистой хоккейной. Это была так называемая федерация зимних видов спорта. Многих из этих видов — таких, как горнолыжный спорт или бобслей, — в Мексике не было в принципе, но на бумаге эта федерация ими как бы занималась. Из всех зимних видов в зародыше существовали какое-то фигурное катание и крохотные зачатки хоккея.
Владельцы катков, естественно, все были частными лицами. Поэтому заниматься хоккеем могли позволить себе только дети из весьма обеспеченных по мексиканским меркам семей. В этой стране колоссальный разрыв между богатыми и бедными — то есть, прослойки среднего класса практически нет. Либо ты над чертой, либо под ней. Само собой, что позволить себе заниматься хоккеем могли только те дети, чьи родители были над чертой. Хорошо это или плохо, но хоккей —элитный вид спорта, подразумевающий определенный уровень достатка родителей.
Но в этой же связи возникали и свои сложности. Детей, у которых все в жизни есть, было очень тяжело заставить серьезно работать. Тем не менее, что-то получалось, и на этой базе мы сумели немалое построить. Фактически на одном катке нам удалось за два года вырастить хоккейную лигу, которая из 30-40 детей разрослась до 1 200. Появились первые результаты: начали ездить на всякие туры в Америку, и какие-то турниры даже выигрывать. Тогда, конечно, все поражались: как это мексиканские дети могут играть не хуже американских и канадских?
Постепенно в совершенно не хоккейной стране Мексике к хоккею стали привлекаться какие-то дети, они начали как-то играть. Стали создаваться сборные разных возрастов, которые начали играть каждая в своей иерархии ИИХФ. Появились первые победы. Детские команды начали участвовать в международных турнирах. Когда мексиканские детишки в первый раз обыграли своих канадских сверстников в Квебеке, это для всех был полный шок».
Постепенно на одержимого своей экзотической миссией Дороженко и его юных мексиканских воспитанников начали обращать внимание профессионалы.
«Никогда не забуду, как в Канаде один из моих ребят подошел ко мне и сказал: «Там какой-то дядя хочет с тобой поговорить». Дядей оказался генеральный менеджер «Финикс Койотиз» Майк Барнетт. И его, и других, интересовало — как мне удалось научить мексиканских детей кататься на таком уровне?»
«У меня есть мечта: научить и подготовить для НХЛ первого настоящего мексиканца, — отвлекся вдруг от своего повествования Борис. — Не Остона Мэттьюза, у которого мама мексиканка, но который вырос в Аризоне, и не Скотта Гомеса, который воспитывался на Аляске, а настоящего паренька из Мексики, который начинал играть именно там. Уже в принципе есть кандидат. Он сейчас занимается у меня здесь, в Аризоне. Можно сказать, член семьи, тренировался с самого детского возраста. С ним, конечно, нужно еще поработать, но если все сложится — думаю, через два-три года я вас всех еще удивлю. Он и с Остоном вместе занимался, и дружит с ним, и катание у него одно из лучших, что я видел. Просто, к сожалению, его графа в паспорте во многом ему вредит».
В 2004 году во время одного из приездов в Америку, когда мексиканские ребята Дороженко в очередной раз обыграли в Аризоне местную команду, Борису поступило предложение — еще раз вернуться на пару недель в Штаты и поучить детей в самой Аризоне. Он вернулся. На первое занятие пришло 20 человек. Одним из них был сын Джереми Реника, другим — 7-летний Остон Мэттьюз. С которым в течение следующих 10 лет Дороженко уже почти не расставался.
«В Аризоне есть такая специфика, что те профессиональные хоккеисты, которые здесь поиграли, уезжать отсюда уже не хотят, — говорит Борис. — Приятный теплый климат, комфортная жизнь. Год спустя, когда я приехал сюда снова, интерес был уже выше. Появился, в частности, Клод Лемье со своим сыном, тоже ставшим впоследствии моим учеником. В прошлом году его во втором раунде выбрал «Баффало». Двое сыновей Майка Барнетта тоже со мной занимались».
Именно тогда, в 2005-м, отец Мэттьюза и предложил Дороженко переехать в Аризону на ПМЖ, чтобы начать заниматься со всеми этими ребятами на полную катушку.
«Люди встретили какого-то чудака, который в своей Мексике делал что-то такое, чего никто больше не делал», — усмехается Дороженко.
«Сейчас меня только и спрашивают: как в Аризоне, где нет ни зимы, ни холода, и которая еще десять лет назад была фактически филиалом Мексики, можно было подготовить такого игрока, как Мэттьюз? На что я предлагаю этим людям задаться другим вопросом: как родители Остона Мэттьюза могли доверить его будущее в руки тренера, пусть и с советскими корнями, но приехавшего из Мексики, и о котором никто не знал? Понятно, что родители всегда ищут для своих детей самое лучшее, во всем. Но если бы подход родителей Остона был таким же, как сейчас в хоккейных кругах воспринимают моего мексиканского ученика, то их сын мог бы и не состояться как игрок».
Мне ничего не оставалось, кроме как попросить собеседника самого ответить на этот вопрос. И в самом деле, как они на это решились?
«У Остона очень мудрые, открытые, трудолюбивые и прагматичные родители. Да и вся семья — тоже. Свое решение о переезде в Аризону, как вы помните, я принимал лишь через год после того, как позанимался там с детьми впервые. Думаю, что первый приезд был своеобразным тестом родителей. Наверное, для папы Остона, человека не хоккейного, принять такое решение было непросто. Но с помощью таких людей, как Реник, Лемье или Барнетт, реализовать этот план было проще.
Поначалу этот план, честно говоря, застал меня врасплох. У меня не было ни желания, ни самоцели перебираться в США. Когда занимаешься много лет любимым делом, что-то строишь и уже видишь результаты, от всего этого отказаться не так-то легко. Да, звезд с неба я может и не хватал, но жил в Мексике достаточно комфортно, часто ездя на турниры и в Америку, и в Канаду. Понимая стиль здешней жизни, видел и ее преимущества, и недостатки.
Перед моим отъездом в Мексику папа Остона спрашивает: «Сколько времени тебе нужно на раздумья, чтобы решить насчет переезда?» В принципе, они были согласны и на то, чтобы я приезжал периодически. Я попросил месяц. Но уезжал с мыслью: «Да какой там подумать, о чем?» Просто неудобно было сразу отказать. Но всего через две недели папа Остона звонит снова: «Ну что, ты подумал? Мы все тебя очень здесь ждем». Вопрос прозвучал так: ну где же ты? Приезжай уже скорее! И тут меня как-то осенило. Когда люди оказывают тебе такое доверие в отношении самого дорогого, что у них есть, при том, что никакой известной личностью ты не являешься — разве это ничего не стоит?»
Фото из личного архива Бориса Дороженко.
Окончание этого материала читайте на NHL.com/RU в понедельник.
Автор Павел Стрижевский / обозреватель NHL.com/RU
Ось що хочу сказати з цього приводу...