Дмитрий Христич – самый известный хоккеист Украины всех времен. Чемпион мира-1990. Бог знает, сколько лет отыгравший в НХЛ.
ФОТО — Ноябрь 2013 года. Киев. Лучший хоккеист Украины всех времен Дмитрий ХРИСТИЧ.
Сегодня он в Киеве. Нам казалось – при деле.
Христич приехал к гостинице сам, нашел место огромному «хаммеру» с американскими номерами. Улыбнулся:
– Одно время в Вашингтоне у меня на номере было написано «Царь». Потом поменял…
Вскоре выяснилось, что дела Дмитрия не так хороши. Работы нет. Капиталы растворились в разводе и неудачных бизнес-проектах. Даже обожаемый прежде гольф уже не слишком радует.
МЕКСИКА
– Почему вы без работы?
– Еще недавно я входил в дирекцию Украинской хоккейной лиги и штаб сборной, где помогал Александру Куликову. Но в 2013-м ПХЛ распалась из-за финансовых проблем.
– Из сборной Украины вас тоже убрали?
– Объяснили так: раз в системе «Донбасса» полно сборников, пусть Андрей Назаров и тренирует национальную команду.
– Логично.
– Но ощущение несправедливости лично у меня осталось. На Украине нет законов, которые поддерживали бы людей. А история с ПХЛ показала наш уровень. У руководителей команд такой подход: ухватить денег, потратить – и все. Клубы и сами ничего не могут, и лигу не удержали.
– А «Донбасс»?
– «Донбасс» – исключение. Там сильнейшая заинтересованность и мотивация.
– За киевский «Сокол» в сезоне-2011/12 играл Андрей Николишин. После него известные хоккеисты приезжали?
– Нет. Андрей плевался от происходящего здесь. Травмировал колено, за свой счет оперировался в Германии. Отдал тысяч десять евро. В «Соколе» сказали: лечись, мы все оплатим. Но денег он так и не увидел.
– Грустный у вас голос.
– Надоело сидеть и ждать работы. Хочется нормальной жизни – когда устаешь и мечтаешь об отпуске. Ладно еще, если бы скопил достаточно денег, чтоб не думать ни о чем…
– Это не ваш случай?
– Не мой, к сожалению.
– Как же так?
– Слишком доверял тем, кто вился вокруг хоккеистов. Сейчас пытаюсь вытащить деньги. В Штатах уже семь лет тянется судебный процесс.
– В Штатах? Мы слышали про Мексику.
– В Мексике тоже сужусь. Планировали построить там отель для гольфа, поля. Это был мультимиллионный контракт, многие хоккеисты вложились. А люди, которые строили, в один прекрасный день огорошили: «Спасибо, дальше – без вас».
– Удачные проекты у вас были?
– Только один. С ним мне помог Николишин. Андрей – большой молодец.
– Он вроде какие-то подвалы в аренду сдает?
– Помещения. Предложил: «Давай?» – «А давай!» Я финансово участвовал, весь проект курирует в Москве Андрей. Это приносит какие-то денежки. Бумаг между нами нет, все на дружбе.
– Мы читали, в Киеве вы были совладельцем ночного клуба.
– Глупости! Кто-то придумал, написал – народ поверил. Ночного клуба у меня никогда не было.
– Закончив с хоккеем, вы профессионально занялись гольфом?
– Пару лет назад играл гораздо активнее. Теперь меньше, хоть остаюсь вице-президентом Украинской федерации гольфа. На общественных началах, без зарплаты.
– Мы в гольфе не смыслим ничего. Дорогое удовольствие?
– Экипировка недешевая, но ее один раз купишь – и все. В мешке должно быть до 14 клюшек. Первая стоит 500 евро, еще две – по 150 долларов. Остальной набор – тысячу долларов. Дорого обходится сама игра. В Киеве – 200 евро за раунд! А в Харькове, где лучшее на Украине поле, – 100 долларов. Жил бы там, играл бы чаще.
– Какие расценки в Америке?
– 50 – 70 долларов за раунд.
– С известными людьми в гольф играли?
– С Андреем Шевченко прошли одну лунку. Он заехал, когда был за границей на сборах с «Динамо». В Лос-Анджелесе разок с Уэйном Гретцки сыграл. В Вашингтоне учил Серегу Гончара, но у него не пошло. Не проникся.
– С Гончаром дружбу сохранили?
– Не перезваниваемся, но отношения нормальные. На площадке он невероятно жесткий и цепкий, а в жизни – тихоня. Как-то возвращаемся из отпуска, рассказывает: «Побывал в Тибете. Выхожу из самолета – нет даже аэропорта, только люди с автоматами». Отвечаю – и нужен был тебе такой отпуск? Гончар на меня смотрит: «Да ты что, это ж классно! Там такая духовность!» Но я от подобного далек.
– В 1994-м, приехав в «Вашингтон», Гончар пару месяцев гостил в вашем доме?
– Да, вместе с Саней Харламовым. Саню в итоге не взяли, а Серега, пройдя тренинг-кемп, подписал контракт. Он же в интервью вашей газете сказал: «Живу у Христича за пазухой»?
– В нашей.
– Вот, и я запомнил. На тренировки вместе мотались. А когда меня в «Лос-Анджелес» обменяли, дом продал.
– Гретцки хорошо играет в гольф?
– Прекрасно. Как и в хоккей. Он такой – не очень громкий, порой на площадке его не видно. Но как что-то острое у чужих ворот – кто там был? Гретцки! После гольфа мы отправились в его недостроенный дом на горе – смотреть на голые стены.
– Дом кого из хоккеистов произвел на вас особенное впечатление?
– Пожалуй, Николишина. Между сосен был каток. Недавно навестил его: сосен уже нет, на этом месте – теннисный корт. А зимой Андрей заливает площадку и гоняет в хоккей с двумя сыновьями и дочкой. Из хоккейного мира он мой самый близкий друг. В его родную Воркуту летали.
– Повод?
– Николишин пригласил на премьеру фильма о нем. Поучаствовали в детском турнире. Дело было в мае. Я в Луганске играл в гольф – и прямо в шортах полетел через Москву. Приземлились в Воркуте, гляжу в иллюминатор – кругом сугробы. В центре города уселись на снегоходы и куда-то помчались через бесконечные рельсы. Когда они закончились, началась тундра. По дороге застрелили зайца и куропатку. Просыпаюсь – солнце светит! Ничего себе, думаю, прикорнул. А время – три часа ночи. Полярный день.
РОЗЫГРЫШ
– С Николишиным вы и за «Вашингтон» успели поиграть.
– Держались мы вчетвером: в команде еще были Гончар и Дайнюс Зубрус. В чартере садились обычно за последний столик и весь полет рубились в домино.
– Американцев «забивать козла» не научили?
– В Штатах считается, что это игра негров. Раков едят тоже только они. Белые американцы предпочитают лобстеров, омаров. Впрочем, тут я могу их понять – раки в Америке крохотные… А Николишин из нашей четверки – самый непосредственный. Как-то возвращаюсь из аэропорта на такси, звонок от Николишина. Голос тревожный: «Дима, где ты? Я выехал из дома на тренировку, а тут бензин закончился. Стою в лесу». Добрался я до арены, послал мальчика из обслуживающего персонала с канистрой бензина – Андрюху выручать.
– И что?
– До тренировки час. Шагаю по дворцу, думаю: помог хорошему человеку. Вдруг из-за угла выскакивает Николишин. Я отстранился: «Не понял…" – «С первым апреля!»
– Не обиделись?
– Обиделся. Говорю: «Если б сам поехал тебя спасать, на тренировку опоздал бы! Ты этого хотел?» – «Да я пошутил, расслабься». А мальчишка с канистрой долго колесил по вашингтонским лесам. Еще первого апреля кто-то в России попросил у Николишина билеты на плей-офф. Андрей его отправил в Домодедово. Мол, обратишься в авиакассу – тебе оставят. И человек поверил! Ему в Домодедове говорят: «Здесь билеты на самолет, а не на хоккей». Так он к директору пошел ругаться.
– Вы – тоже не подарок. Нам на вас Крис Саймон жаловался, между прочим.
– Да? А что такое?
– Вы на его телефоне установили в качестве языка арабскую вязь. И отказывались исправлять.
– Было, поиграл с его «Нокией».
– Бедный Саймон решил, что у вас какие-то невероятные способности к языкам.
– Ну и пусть думает. Вам расскажу правду: я запомнил, на какой странице делаются исправления. Ему не найти было, а мне – запросто. Но вообще-то я встречал человека, который освоил кучу языков. Какой услышит, тот и включает. Ему поражались и Саймон, и я.
– Это кто ж?
– Рассказываю. Приезжаю в Штаты, меня везут на матч и после игры заводят в раздевалку – поздороваться с ребятами. Кроме Миши Татаринова внезапно еще один парень говорит: «Здравствуй!» Это был Петер Бондра.
– Действительно, знает русский?
– Говорит на всех вперемешку – но при этом все понятно! Родился в Луцке. В три года родители перебрались в Кошице, где он рос. Получил советский паспорт и не имел права играть за сборную Чехословакии. Из НХЛ приехали просматривать другого хоккеиста, заметили Бондру: «О, это кто такой? Почему нет в списках?!» А потому, что на международной арене не появлялся. Интернета-то еще не было. Когда распался Советский Союз Петер был на седьмом небе от счастья. Ему сразу разрешили взять словацкое гражданство.
– Некоторые наши, долго прожив в Америке, так и не выучили язык.
– Я не из таких. На английском лишь недавно перестал думать. В «Торонто» вокруг нас было семеро русскоговорящих. И Даниле Маркову этот английский был до лампочки: «Обойдусь. Везде есть друзья, они переведут. А ругаться лучше по-русски».
– Марков рассказывал в интервью, что весь сезон НХЛ мечтал вернуться в деревню и махнуть за грибами.
– Да, он всегда таким был – и остается. Исконно русский. Как и Татаринов. Миша тоже не хотел учить язык и в Америке чувствовал себя чужаком.
– Зато в 90-е броска страшнее татариновского не было.
– Это правда. Я видел, как от его щелчка разлетались щитки. А мог и шлем расколоть.
– Щиток сломать непросто?
– Он гасит удар. Чаще бывает другое: щиток цел, а на ноге – рваная рана. От попадания Татаринова обычно бывало именно так. Хотя самый жуткий бросок, который я принял на себя, – подарок от Димы Юшкевича. Ногу мне немножко сломал.
– Занятно.
– 1992-й год. Последний матч предсезонки «Вашингтон» проводит в Филадельфии. Юшкевич бросает, я ложусь под шайбу – и принимаю ее на ногу. В ту самую точку, где щитка нет, только толстая кожа конька. Трещина в кости – и я пропускаю 20 матчей.
– Больше такого не повторялось?
– Было точь-в-точь – но в «Магнитке» и с другой ногой. Играли в Череповце, я под шайбу не ложился, а накатывался на бросающего – и р-р-раз! Гипс наложили только через три дня после перелома.
– Почему?
– Из Череповца переехали в Ярославль, а там суббота. Все больницы закрыты, снимок сделать негде, нога пухнет. А после матча я должен был улетать в сборную Украины. Вот в Киеве меня и отвезли на рентген.
– А Дарюс Каспарайтис играл с трещиной. Неужели такое возможно?
– Возможно. Это ж не перелом со смещением – да, нога болит. Но точно так же она болит и от ушиба. Если очень надо, на уколах люди выходят. Когда мне одним махом все зубы повышибали, я ведь тоже на площадку рвался.
– Ужас.
– Адреналин! Самое интересное – особой боли не помню. Выплюнул зубы, в раздевалке доктор выковырял оставшиеся осколки, зашил десны, подморозил. Поднимаюсь: «Все? Я пошел?» – «Стоп-стоп, сегодня ты играть уже не будешь…"
– И в Магнитогорске вы мучились зубами.
– Там меня случайно зацепили – вылетел мост. А был он особенный. Спросите дантистов: сможет кто-то изготовить мост из десяти зубов, чтоб держался на двух? Даже в Канаде никто не брался. Предлагали вставлять штифты в каждый зуб, потом импланты, а уже на них – что-то крепить. Это было бы долго. И вдруг нашелся молоденький эмигрант с двумя образованиями – медицинским и инженерным. Посмотрел: «Я готов. Но стоить будет вот столько», – и написал цену на бумажке.
– Кажется, 69 тысяч долларов?
– Это стартовый взнос! Вышло за 100 тысяч, я свои доплачивал! Когда в России рассказывал – ребята заглядывали мне в рот и говорили: «Да у тебя там целый «Мерседес» вставлен». Хотя вообще-то сами зубы стоили недорого. Главные деньги – за работу. И вот в Магнитогорске мне этот мост ломают. Врачи поначалу успокаивали: «У нас техника немецкая, все починим». Потом вертели в руках мой мост – и не понимали, как это сделано. Глазам не верили. Попытались смастерить такой же – не удалось. Никак не вставал на место. Пришлось, закончив сезон, ехать в Америку и искать того самого доктора.
– Починил?
– Вставил импланты, которые приживались более двух лет.
– В обычной клинике заплатили бы раз в десять меньше?
– Вы рассуждаете, как украинские хоккейные деятели: «Сколько нужно денег, чтобы создать команду?» Да все по обстоятельствам, индивидуально! Как-то я почувствовал, что один зуб пошатывается. В Киеве говорю врачам: «Возьмите отвертку, подкрутите!» – «Да у нас и отвертки такой нет». Все тот же американский доктор в итоге закручивал. А потом записал на бумажке: что у меня за шуруп и какая отвертка нужна.
– Теперь главное – бумажку не потерять.
– Уже потерял.
ПОБЕГ
– В НХЛ вы могли оказаться не в декабре 1990-го, а раньше. Если бы сбежали, как Александр Годынюк.
– Я рассматривал такой вариант. План у нас с Годынюком был общий и бежать из Финляндии в США мы собирались вместе. Но за несколько дней до побега где-то террористы захватили самолет, и человек из «Вашингтона», с которым я контактировал, сказал: «Все отменяется. Воровать тебя не будем, договоримся с «Соколом» напрямую».
– Кроме вас и Годынюка, никто о плане не знал?
– Я родителям сказал. Они не отговаривали – страна-то разваливалась. А Москва издавала законы: то хоккеисту нельзя уезжать до 28 лет, то пока не отыграл 10 сезонов за свой клуб… Но в Киеве уже не очень прислушивались. Когда «Вашингтон» в обход Москвы вышел на «Сокол», там согласились.
– За сколько вас купили?
– Мне говорили – 250 тысяч долларов. Не знаю, в каких карманах осели эти деньги. Слухов много.
– Значит, Годынюк чуть-чуть не дотерпел – отпустили бы и его?
– Меня-то «Вашингтон» хотел, а за него «Торонто» платить не собирался. Взять бесплатно, посмотреть поближе – это да: «Пускай приезжает». Так что ему бежать резонов было меньше, чем мне. Но все равно поехал.
– Став третьим хоккеистом, сбежавшим из СССР, после Александра Могильного и Сергея Федорова.
– Кстати, с Федоровым я был в той сборной на Играх Доброй воли. Утром просыпаемся – его нет. Буре, сосед по номеру, развел руками: «Не знаю, куда он делся».
– Лукавил?
– Да конечно. После истории с Годынюком ко мне в аэропорту тоже кинулись: «Где он?!» – «Понятия не имею». Хотя знал, что Саша по железной дороге двигался в противоположную сторону.
– А вы в 1990-м стали чемпионом мира, играя в одном звене с Сергеем Макаровым.
– Прилетели в Швейцарию, выкатились на лед – и у меня на первой же тренировке кровь пошла носом! Давление, напряжение!
– Волновались?
– Еще бы! С таким человеком рядом оказаться! Быстрый, катание непринужденное. Тогда среди хоккеистов было распространено: «цээсковская манера» и «челябинская»…
– То есть?
– ЦСКА – это вроде Буре. Бежит мощно. А Макаров катился по-другому, легко. Были игроки, которые вообще парили надо льдом без всяких усилий.
– Кто?
– Марио Лемье. Даже не видно, как отталкивается. А у нас Гомоляко таким был – не угонишься.
– В Америке заиграл бы?
– Нет. Его бы там не приняли. Зациклились бы на лишнем весе и заставили бы сбрасывать. Хотя ему килограммы не так сильно мешали.
– Еще в 1990-м в финале Игр Доброй воли именно ваш гол в серии буллитов принес победу сборной СССР над американцами.
– В группе мы их приложили 10:1. Но в финале они уперлись, игра получилась тяжелая. Основное время – 3:3, десять минут овертайма я смотрел со скамейки. А на буллиты меня предложил выпустить помощник Тихонова – Игорь Ефимович Дмитриев, у которого я играл в молодежной сборной. Лед во дворце был плохой, поэтому тренеры всем сказали: вратаря не обыгрывать – только бросать. Первым пошел Саша Семак. Поступил по-своему: сблизился с голкипером, убрал клюшку под неудобную руку и бросил. Шайба попала в балку посередине ворот и вылетела. Все произошло так быстро, что Тихонов ничего не понял.
– Подумал, Семак не забил?
– Да. Закричал: «Я же говорил! Зачем он полез в обводку?!» Дмитриев ему шепчет: «Это гол». – «Да? Ну хорошо». А я решил не мудрить, сделал, как велели. Раза два толкнул шайбу и щелкнул вратарю под блин. Выиграли мы ту серию – 2:0.
– В ЦСКА Тихонов вас приглашал?
– Лично с ним такого разговора не было. Меня «окучивал» селекционер Борис Шагас.
– Что обещал?
– Ничего. Просто ждал, когда в армию заберут. Но в Киеве меня от ЦСКА укрыли. Вот, кстати, историю вспомнил. Призвали Татаринова в «Динамо» из Ангарска. Вскоре приезжает он в сборную и при заселении на новогорскую базу вместо паспорта протягивает военный билет. А Шагас это заметил и поднял шум. Начали копать, хотели Мишу в ЦСКА перевести. Так динамовцы, чтоб не потерять Татаринова, сразу отвезли его в погранвойска на присягу.
ЛУИ XIII
– На ужине новичков Николишин исполнил песню про Воркуту. А что пели вы?
– В «Вашингтоне» обошлось без конкурсов. В ресторане посидели, выпили. Оплачивали ужин втроем – Бондра, Татаринов и я. Скинулись всего по 600 долларов.
– Гуманно.
– Еще бы! Пару лет спустя в «Вашингтоне» игроки оторвались так, что новичкам выкатили счет на 15 тысяч! Пацаны были в шоке. Начало сезона, денег еще не скопили, лимит кредиток почти исчерпан…
– Как выкрутились?
– Я расплатился чеками «Америкэн Экспресс», там лимит был до 100 тысяч. Потом мне деньги вернули. А на собрании команды договорились, что «наказывать» так молодых больше не будут. Слишком уж жестоко. Хотя в других клубах, слышал, суммы бывали и повыше. Но ведь не обязательно брать коньяк «Луи XIII» или «Вдову Клико»? Можно попроще.
– Правда, что у знаменитого защитника Эла Айэфрети в контракте с «Вашингтоном» был пункт, разрешающий курить в раздевалке?
– Не знаю. Курил-то он открыто – и перед матчем, и в перерыве. Но не в раздевалке, а в соседней комнате, где стоял столярный станок. Бывало после разминки сидит на столе по пояс голый, дымит. Заходит главный тренер: «Эл, на пару слов». Айэфрети сигарету не тушит – подвигается, и они прямо на верстаке что-то обсуждают.
– Чудеса.
– Айэфрети прославился тем, что в 1993-м на All-Star Game выиграл конкурс на самый мощный бросок, запустив шайбу со скоростью 168,32 км в час! Рекорд продержался 16 лет. Сигареты не мешали ему играть, он не задыхался и физически был в порядке – по полматча проводил на льду. Своеобразный чувак с кучей историй.
– Например?
– Ходил в ковбойских сапогах без носков – вместо них использовал детскую присыпку, чтобы ноги не потели. Автомобилей у Эла было несколько, но любимый – маленький «гольф». Однажды в ливень он застрял на нем в гигантской луже, а я как раз на джипе мимо ехал. Гляжу – машина ушла под воду на полметра, босой Айэфрети задумчиво бродит вокруг и курит, а ковбойские сапоги стоят на крыше. От помощи отказался: «Я эвакуатор вызвал». Позже оставил «гольф» на неделю возле тренировочного катка – никак не мог домой отогнать. А местечко-то глухое. Как-то утром смотрим – стекла у «Гольфа» разбиты, магнитола вырвана…
– Еще курящие в ваших командах были?
– Некоторые дымили, но тайком от тренера. Я тоже. Но чтобы не было зависимости, своих сигарет старался не иметь.
– Вечно стреляли?
– Ну да. Вроде как нет сигарет – ну и спокойно без них обхожусь. А за компанию почему бы не закурить? Так и втянулся. Под конец карьеры пачка уже всегда лежала в кармане. Но года два назад бросил.
– Почему?
– Надоело. После гулянки проснулся, закурил – закашлялся. И решил: «Хватит!»
– Ваша тяжба с «Бостоном» – ошибка?
– Решение принимали сообща – я, агент и профсоюз игроков, который меня поддерживал. Всем было интересно, чем это закончится.
– Вас использовали в роли «подопытного кролика»?
– В арбитраж я обращался два года подряд. Оба раза суд принимал мою сторону и определял стоимость нового контракта. Но если сначала «Бостон» подчинился, то в следующем сезоне отказался платить наотрез. Я стал первым хоккеистом НХЛ, который таким образом получил статус свободного агента. Теоретически это сулило огромные преимущества. Не согласен на условия «Бостона» – ищи другую команду. Но на практике никакой выгоды я не извлек.
– Почему?
– Опасаясь прецедента, клубы пошли на сговор, и в течение двух месяцев меня никуда не брали. В конце концов подписал контракт с «Торонто», но на меньшую сумму, чем назначил арбитраж.
– Как проходил суд?
– Сначала выступает сторона игрока. Его статистику сравнивают с хоккеистами, которые имеют аналогичные показатели за сезон, но получают значительно больше. Напирают на несправедливость. После перерыва слово берет представитель клуба – и картина разворачивается на 180 градусов. Говорят, что ты никто и звать тебя никак. Сидишь, как оплеванный. Хотя ничего сверхъестественного у «Бостона» я не просил.
– Сколько денег ушло на адвоката?
– Не в курсе – его услуги оплачивал профсоюз. Это очень серьезная организация. О чем говорить, если глава профсоюза получает среднюю зарплату хоккеиста, которая сейчас в НХЛ больше двух миллионов долларов?! В мое время каждый игрок отчислял профсоюзу процент от своего контракта. Когда завершил карьеру, мне деньги вернули.
– Много?
– 170 тысяч. Приятный сюрприз. Правда, из этой суммы я пока не заплатил налоги. Получается, что в долгу даже перед Соединенными Штатами. Найду работу – внесу деньги.
– Въезд в страну вам не перекрыли?
– Слава богу, хотя бы с этим проблем пока нет.
– Вам же и пенсия от НХЛ полагается?
– Да. Как любому хоккеисту, отыгравшему в лиге 400 матчей. Это примерно четверть миллиона долларов. Но выплачивать их начинают с 65 лет. В старости пригодятся. Главное – дожить.
РАЗВОД
– В продолжение денежной темы – на какой контракт вы в 2002-м уехали из «Вашингтона» в «Магнитку»?
– 300 тысяч долларов в год. Тогда для России это были очень хорошие условия. Сегодня столько платят юниорам.
– Что после НХЛ поразило больше всего?
– Накануне плей-офф всех игроков «Металлурга» скопом повели на капельницы и уколы. Говорили: глюкоза. Что на самом деле кололи, могу лишь гадать. Некоторые из кабинета выходили в пятнах – аллергическая реакция.
– Отказаться могли?
– Первая мысль была именно такой. Но ребята отсоветовали: «Лучше сходи. Если что-то в плей-офф не заладится, тебе сразу все припомнят». Хотя, на мой взгляд, к фармакологии должен быть индивидуальный подход.
– Оглядываясь назад, вы о чем-то сожалеете?
– Надо было поумнее в конце карьеры отнестись к здоровью. Внимательнее. Тогда еще парочку лет поиграл бы. А с другой стороны – стоит ли гневить Бога? 12 сезонов в НХЛ, более 800 матчей, почти 600 очков, дважды участвовал в All-Star Game. Мне говорили, что, когда впервые попал на звездный уик-энд, с моего лица все выходные не сползала улыбка. А еще горжусь тем, что забивал в НХЛ абсолютно всем клубам!
– Ну и память у вас.
– Случайно узнал. Наткнулся в интернете на свою статистику, смотрю – о-па, никого не пропустил.
– Была для вас неудобная команда?
– Сейчас в лиге 30 клубов, а когда я приехал, было 23. И, например, с «Рейнджерс» наш «Вашингтон» как-то в регулярном чемпионате встречался девять раз! Вот это напрягало. Идешь на лед и думаешь: «Другие-то команды здесь есть?»
– Медали свои сохранили?
– Поначалу все перевез в Америку, там оформил в рамочку. Когда возвращался в Киев – притарабанил обратно! Еще боялся, что на таможне отберут.
– Не отобрали?
– Нет. Мои же медали. А вот когда профсоюз НХЛ прислал картину «Поздравляем с удачной карьерой», вдруг потребовали какую-то пошлину. Друзья помогли решить вопрос.
– Большая картина?
– Метра полтора шириной. Четыре силуэта в форме клубов, за которые я играл, – «Вашингтон», «Лос-Анджелес», «Бостон» и «Торонто». Внизу – хронологическая таблица по сезонам, мои достижения, статистика плюс краткая история НХЛ и Украины.
– Почему распался ваш американский брак?
– Мне кажется, надоела Эрин славянская душа. Она потом вышла замуж за американца. Все-таки разный у нас менталитет.
– Благополучные и аккуратные браки с иностранцами бывают. Счастливые – никогда.
– Нет правил без исключений. Допустим, Виталий Ячменев много лет женат на канадке Тине. Она русский освоила, поехала за ним и в Челябинск, и в Тюмень. У Олега Петрова – Кристина тоже из Канады, они давно вместе, две дочки растут. Так что тут все индивидуально. А у меня сегодня – другая семья. Супругу зовут Ольга.
– Развод ударил вам по карману?
– Конечно. Развелись без суда. Оставил жене и сыну дом в Нью-Гемпшире, лодки, машины, деньги… Сколько в общей сложности это миллионов, я даже не считал.
– Был бы суд – могли потерять еще больше?
– Скорее всего.
– Сколько лет сыну?
– 15. Общаемся, Кай в Киев прилетал. Занимается американским футболом.
– Одобряете?
– Почему нет? Главное, что ему нравится. Я-то живьем американский футбол видел один раз – когда играл сын. Вот по телевизору Супербоул иногда смотрю. В Штатах этот вид спорта безумно популярен. В некоторых городах билеты проданы на десять лет вперед.
– Родители ваши – в Америке?
– Да, и назад не собираются. Отец приехал в Киев, позвонил кое-кому из старых друзей, выяснилось – одного нет в живых, другого… Это сильно на него подействовало. Еще ему в Киеве плохо дышится. Тяжело переносит грязный воздух.
– Со здоровьем не очень?
– Отец еще работает!
– Кем же?
– В закрытом городке помогает по хозяйству – убирает территорию. Чтоб быть при деле.
САМОЛЕТ
– Самое забавное, что приключилось с вами в Америке на первых порах?
– Знакомство с «Макдональдсом». Абсолютно пустой зал. Подхожу к кассе, читаю: гамбургер, чизбургер, фри… Стоп, а что такое «Хэппи Мил»? Надо попробовать. Тыкаю пальцем. Продавщица о чем-то спрашивает, я на всякий случай киваю, хотя из ее слов ни черта не понимаю. Сажусь, раскрываю коробочку – и долго разглядываю детский обед с игрушкой… Еще у меня из поездки во Францию завалялась большая купюра – 500 франков. Думаю: «Обменяю-ка на доллары». В банке на меня смотрят со смятением. О том, что в Европе существует другая валюта, там, похоже, не подозревали. Спрашивают: «Что ты за это хочешь?» – «Да хоть что-нибудь». – «Ладно, завтра приходи – разберемся, откуда такая бумажка».
– На льду смешного тоже хватало?
– Смешно вспоминать, как впервые решил подраться. Бойцовских навыков никаких, перчатки не скинул. Адам Грэйвз был пониже и не казался грозным соперником. Кулаками машу в пустоту, и вдруг мне – бум-бум по носу. Вот это номер, думаю: замахиваюсь я, а бьют меня. Грэйвз – не «полицейский», но умел за себя постоять. И я понял, что в потасовки лучше не ввязываться.
– Юшкевич рассказывал нам, что однажды в «Торонто» вас здорово отмутузил кто-то из бойцов «Филадельфии».
– Димка загнул. История такая. Тафгаи «Филадельфии» во главе с Крейгом Беруби охотились на Тая Доми. Обычно мордобой был ему в радость, но в «Торонто» в одном звене с Матсом Сундином он начал забивать и почувствовал вкус к игре, а не только к дракам. Наверное, поэтому Доми и устроил шоу: бегал от Беруби по площадке, «отстреливаясь» пальцами, словно пистолетами. Я не сразу сообразил, в чем дело. После вбрасывания рванул вперед с шайбой, потом оборачиваюсь – а уже заваруха «пять на пять». Деваться некуда, надо биться.
– Успешно?
– Поднимаю голову – напротив Беруби. Мы вместе за «Вашингтон» играли, он знал, что я не драчун. Говорит: «О, Дима! Ты же не по этой части. Ну тебя на фиг…" Оттолкнул – и кинулся к кому-то помощнее. А я с другим схлестнулся, потом кто-то мне еще сбоку наварил… В итоге я даже двухминутного штрафа избежал.
– Ни разу не попадали в нокаут?
– От кулака – нет. Самый неприятный момент был в «Лос-Анджелесе», когда на тренировке свой же боец Барри Потомски жахнул мне клюшкой по лицу. Задел глаз, отслоилась сетчатка, я перенес лазерную операцию. Причем никто даже не понял, что на Потомски в тот момент нашло. Перемкнуло человека.
– У вас нет версий?
– Да мы вообще не разговаривали! Может, ему не понравилось, что перед началом упражнения я несильно бросил шайбу в борт и она пролетела в нескольких метров от него? Потомски тем же вечером отправили в фарм-клуб, а потом обменяли в «Сан-Хосе». С тех пор я его не видел.
– А в «Торонто» вашими партнерами были Игорь Королев и Александр Карповцев, которые разбились с ярославским «Локомотивом»…
– Золотые ребята! Порядочные, жизнерадостные, на них всегда можно было опереться. Когда Брэд Маккриммон принял летом «Локомотив», главным тренером сборной Украины был его друг канадец Дэйв Льюис. Я не скрывал желания поработать в КХЛ, и Дэйв предложил: «Хочешь, наберу Брэду и рекомендую тебя? Ему нужен ассистент, который знает два языка». Но вопрос отпал сам собой, когда выяснилось: в штаб Маккриммона помимо Карповцева вошел и Королев.
– Получается, вы были в одном звонке от этого самолета?
Вместо ответа Христич вздохнул и умолк на несколько секунд. Потом сказал:
– Вера, жена Игоря, не стала удалять его аккаунт в сети «Одноклассники». Когда я захожу туда и вижу их фотографии, то на мгновение кажется, что все, как прежде…
Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ (sport-express.ru)
Фото Юрий ГОЛЫШАК
Ось що хочу сказати з цього приводу...